Интервью “5 канал”
— В конце июля прошлого года Войцех Балчун представил свой большой план работ на тот период, на протяжении которого он намеревался быть в должности. В том числе, там были громкие слова о преодолении коррупции. Удалось или нет?
Я могу судить о деятельности “Укрзализныци”, в первую очередь, как потребитель, как пассажир. Последние впечатления следующие: два дня назад провожал маму на поезд, эскалатор на центральном вокзале не работает, он опять ремонтируется. Люди с чемоданами стоят в огромной очереди, наверх поднимаются, вниз – нет. Во-вторых, две мои последние поездки в Харьков в “Интерсити” показали, что сзади, если помните, были такие белые подголовники, а в этот раз их не было, и туда, и обратно. Я очень удивился, то ли деньги закончились, то ли что-то с порядком. То есть как потребитель я вижу некое ухудшение. С точки зрения планов Балчуна, он действительно озвучил очень амбициозные планы. “Укрзализныця” является важным инфраструктурным звеном в логистической цепочке Украины как пассажирской инфраструктуры, так и грузовой. Есть колоссальный дефицит грузовых вагонов, есть дефицит пассажирских вагонов. Должны были заказать и изготовить в этом году, насколько я помню, девять или десять тысяч грузовых вагонов. А было изготовлено всего лишь меньше 300. При этом финансирование для этого есть, если посмотреть на публичную информацию, по итогам 2016 года у “Укрзализныци” значительный объем денежных средств, несколько миллиардов гривен, который позволяет эту программу полностью реализовать. Почему это не было сделано? Это вопрос, наверное, больше менеджерский, то есть правильная постановка задачи – правильная реализация. Когда мы говорим о коррупции, сколько за год вы слышали было арестов сотрудников “Укрзализныци”?
— Немного.
Это ответ на ваш вопрос: есть ли там борьба с коррупцией. Мы понимаем, что она была всегда. “Укрзализныця” – закрытая полувоенная организация, где есть иерархия, субординация, где, так или иначе, все решения зависят от первых лиц этой организации. Ни одного громкого ареста я не слышал и не видел. Есть ли там борьба с коррупцией? Я не знаю.
— Эти победы, о которых написал господин Балчун, это то, на что вы как пассажир или как экономист рассчитывали?
Как для экономиста, для меня “Укрзализныця” является одной из важнейших артерий логистических потоков и цепочки Украины. Во-первых, качество путей на многих участках достаточно изношенное, их нужно постоянно обновлять, вагонов у нас мало. Есть две проблемы. Первая – это отсутствие свободных вагонов, у нас страна экспортирует много зерна, мы экспортируем продукцию металлургического комплекса и вагоны нужно заказывать заранее. Причем вопрос и в логистике этих вагонов… инфраструктуре, те оценки, которые профильные коллеги озвучивали, говорят, что организация работы крайне низкая. К тому же, количество людей, если вы сравните, скажем так, на “длину путей” или на масштабы компании, у нас количество сотрудников в несколько раз больше, что говорит о неэффективной системе организации работы. Можно было бы большую часть людей сократить, поднять зарплату остальным, что повлияло бы и на снижение коррупционных факторов, но этого не происходит.
— Вы говорите, что можно было бы, а можно было? Учитывая это, есть такой термин – “кирпизация”, одиозный руководитель Кирпа и коррупция ценится еще с тех времен.
Я не мог бы судить об этих процессах, если бы у меня не был такой опыт. Экспертом можно считать не того, кто пишет в Фейсбуке, а того, кто своими руками что-то сделал. У меня есть 5 лет опыта работы на госслужбе. Мы пришли в организацию, когда там было 800 человек, а когда мы уходили – работало 400 с хвостиком без ухудшения функционала. Вопрос в правильной оптимизации бизнес-процессов. Важно разбираться в функциональности, правильная реализация этой процедуры позволяет снизить влияние человеческого фактора, ведь коррупция в первую очередь зависит от людей. Там, где у людей есть возможность принимать решения. Тогда возникает необходимость кого-то благодарить или как-то договариваться. Эти процессы можно было оптимизировать. Но Балчун чужеродный в этой системе, он хоть и был первым руководителем, тем не менее, я уверен, что его коллектив не принял и не воспринимал его как человека, с которым нужно считаться.
— Почему так случилось?
Мне трудно сказать, я с “Укрзализныцей” не взаимодействовал, могу только судить по внешним оценкам экспертов, в том числе людей, которые внутри этой организации находились. Коррупция там была всегда, как и круговая порука. Это полувоенная организация, где решения первых лиц исполняются до последнего сотрудника внизу. Таким образом, как определяют политику первые лица, то и происходит внизу. Значит, политика не была изменена. Я громких посадок и отставок не слышал, что говорит о сохранении той же коррупции, тех же процессов, что были до Балчуна. Плюс – нарушение инвестиционных программ, это означает, что промышленность Украины не получила достаточно логистического ресурса для реализации экспортного потенциала, а экспортная выручка – это поступление валюты и дополнительный стимул для развития украинской экономики. Вот я вам ответил на вопрос, что хорошего и что плохого было. Но то, что он подал в отставку, это трезвая оценка его деятельности.
— А вы думаете, это самостоятельное решение? Потому что я смотрю, как коллеги журналисты реагируют, и реакция такая: “Трижды “ха-ха”, самостоятельное решение”.
А ответьте на вопрос: он вообще был самостоятельным руководителем или нет?
— Я не знаю.
Никто не знает. Дело в том, что конкурс о его назначении не был прозрачным. И Балчун, как говорят эксперты, был связан с некоторыми одиозными политиками, которые зарабатывают в том числе на железной дороге. Он, по сути, был публичной ширмой, иностранным менеджером, который получал очень хорошую зарплату и им прикрывались. Сотрудники “Укрзализныци” говорят, что время, которое он провел на рабочем месте, на порядок меньше того, что он там должен был проводить.
— А те конфликты, которые сопровождали период его работы, в том числе и с Владимиром Омеляном, могли как-то повлиять на его же решение?
Возможно. Он живой человек, который может под воздействием конфликтов принимать какие-то решения. Я не считаю, что он был мегагениальным руководителем на этой позиции, он не справился с задачами, которые сам озвучил, ведь за язык его никто не тянул, он сам презентовал этот план и, в принципе, мы делаем объективные выводы. Что касается конфликта, суть его зачастую кроется в личных взаимоотношениях или неправильных коммуникациях. Если он не смог выстроить взаимоотношения с профильным министром – это тоже вопрос к нему как к менеджеру.
— А может так быть, что эти коррупционные сети в Украине построены так, что прорваться сквозь них даже суперклассному менеджеру невозможно, особенно если это человек с совершенно другим менталитетом, человек из другой страны?
Он действительно чужой в этой системе, но он пришел не сам, а с командой, и в рамках команды у него было достаточно полномочий, чтобы изменить структуру и бизнес-процессы, отодвинув тех коррупционеров, информация по которым у него была. Плюс – есть такие организации, как НАБУ, прокуратура Украины, организации, у которых достаточно полномочий взаимодействовать с первыми руководителями для отстранения людей от управления процессами, если есть факты коррупции.
— Международный арбитражный суд начал рассмотрение иска Нафтогаза против России, собственно речь идет о Нафтогазе и его дочерних компаниях, об утраченных активах в Крыму. Каковы перспективы этого рассмотрения ввиду того, что Россия не признает юрисдикции и вообще отказывается предоставить своих представителей для рассмотрения этого дела?
Ну, я экономист, а не юрист, поэтому я могу давать с точки зрения экономической системы оценку данного события. Нафтогаз делает достаточно правильные действия, что касательно России, которая не выставляет представителей в этот суд и пытается защититься, не признавая юрисдикцию. На самом деле, для Украины это будет очень важный прецедент. Несмотря на то, что это корпоративный спор, где речь идет о возмещении ущерба, нанесенного юридическому лицу, Нафтогазу Украины, путем изъятия его активов. Сумма иска небольшая – 2.6 млрд. дол. Но сам факт, прецедент, потому что ни одного серьезного иска со стороны Украины по отношению к России относительно ущерба, нанесенного вследствие аннексии Крыма, именно ущерба, не компенсации того, что забрали, а именно ущерба с сохранением права Украины вернуть территорию обратно, то же самое с восточными территориями, таких исков у нас нет. Поэтому данный корпоративный спор в случае его положительного решения и признания ущерба в указанной сумме, открывает возможности Украине для следующих исков.
На самом деле, если не ошибаюсь, в 2014 или 2015 году российский Институт энергетики и финансов подготовил отчет для своего президента, в котором оценил запасы нефти в Крыму примерно в 400 млн. тонн, а газа – около двух триллионов кубических метров (официальные запасы нефти всей Украины сегодня – около 200 млн. тонн). Раньше в России всегда находилась вся геологическая информация, она более широкая и обширная, нежели имеют сейчас украинские институты. В данном случае речь идет даже не о миллиардных, а о триллионных исках, которые потенциально пойдут следующим этапом. Пойдут ли они? Это зависит от украинского правительства, потому что мы говорим о корпоративном иске. Предположим, Нафтогаз выигрывает этот спор и сумма нанесённого ущерба должна быть компенсирована. Какие инструменты компенсации? Россия не признает юрисдикции, не признает решения суда. Соответственно, дальнейшее продолжение рассмотрений и реализация решений данного суда будет проходить за территорией России. Это может быть или на территории Украины, или на территории европейских государств, где у России как у государства есть некоторые активы, которые могут быть арестованы и изъяты в счет компенсации нанесенного ущерба. Это один из шагов, который теоретически может быть предпринят. Что касается ущерба, нанесенного Украине, то сумма исчисляется сотнями или даже триллионами долларов, и я расстроен в какой-то степени, что Украина как государство до сих пор не предприняла системных шагов по фиксации суммы ущерба и, соответственно, изъятия этой суммы принудительно. Понятно, что Россия не признает юрисдикции и не примет данное решение, но активов у России по миру достаточно много, их можно арестовывать, продавать, компенсируя ущерб, который нанесен.