​«Тихой сапой Эрдоган поднимает наследство Ататюрка»

Интервью с экспертом по международной политике Надеждой Коваль для Zaxid.net

Автор Сергей Шебелист

Турецкий референдум по поводу изменений в Конституцию, который состоялся 16 апреля перестал быть событием для домашнего пользования еще на этапе агитации, которая не ограничилось пределами самой Республики. Местные политики пытались выступать и в европейских странах, призывая своих соотечественников голосовать за фактическое усиление полномочий Президента, который возглавит правительство, назначать министров, распускать парламент и выдавать указы, которые будут иметь силу законов. В результате это обернулось дипломатическим скандалами с Нидерландами и Германией, взаимными упреками в недемократичности и обвинениями в фашизме.

Не угас интерес мира к событиям в Турции и после обнародования результатов референдума, на котором действующая власть и ее сторонники одержали победу с незначительным перевесом: 51% — за, 49% — против. Центральная избирательная комиссия быстро подсчитала голоса, приняв во внимание даже не проштампованные бюллетени, а Президент Республики Реджеп Тайип Эрдоган уже поблагодарил соотечественников за поддержку и не пожалел острых выпадов в адрес наблюдателей миссии ОБСЕ, которые усомнились в чистоте процедуры волеизъявления. Лидеру нации безразлично, что думают европейские Ганс и Джорджи о конституционном референдуме. Дискуссии закончены, хотя турецкая оппозиция обещает обжаловать результаты голосования.

Дерзкая риторика Эрдогана, естественно, насторожила политиков и международных обозревателей, в комментариях которых все чаще звучат тревожные нотки о автократии, султанате, путинизации турецкой политики и уходе от принципов светского государства, которое почти сто лет назад создал Мустафа Кемаль Ататюрк. Насколько обоснованы эти опасения, в интервью ZAXID.NET пояснила эксперт программы национальной безопасности «Украинского института будущего» и член правления Совета по внешней политике «Украинская призма» Надежда Коваль.

«Европа нас не хочет»

— Чем был обусловлен недавний конституционный референдум в Турции?

— Референдум — это давняя идея Эрдогана. Он был премьер-министром Турции с 2002 года и, проработав на этой должности несколько сроков подряд, мог претендовать лишь на портфель Президента. Ранее этот пост в Республике был чисто церемониальным: глава государства избирали в парламенте, и до недавнего времени им был соратник Эрдогана — Абдулла Гюль.

В 2007 году политическая сила Эрдогана, Партия справедливости и развития, провела реформу, согласно которой Президента начали избирать на прямых выборах. Это немного усилило его роль. Когда же самого Эрдогана в 2014году избрали на эту должность, ему стало мало президентских полномочий, и именно поэтому он начал кампанию за их расширение. Большинство турецких политических игроков в то время были категорически против усиления власти Президента.

Фактически, единственный шанс протолкнуть реформу в Эрдогана появился после неудачной попытки государственного переворота в июле 2016 года. Ему удалось склонить на свою сторону Партию националистического движения. Эрдоган активизировал националистический дискурс и борьбу с курдами, а националисты за это поддержали его идею конституционной реформы. Однако, голосов Партии справедливости и развития и Партии националистического движения вместе не хватало, чтобы принять изменения в Конституцию в парламенте, но их вполне хватало, чтобы вынести предложения на общенациональный референдум.

— Зачем было его проводить, если Президент Республики Эрдоган и так единолично контролировал всю власть?

— Действительно, Эрдоган выходил далеко за рамки тех полномочий, которые его должности предоставляла Конституция. Президент пользовался личным авторитетом, но он хотел закрепить и расширить институционально. Такие стремления нужно было узаконить на референдуме.

— Означают ли результаты волеизъявления, что Турция отходит от принципов демократии и, условно говоря, прощается с наследием Ататюрка, превращаясь в новейший султанат?

— Думаю, в этих словах есть доля истины, потому что Эрдоган — это представитель умеренной исламистской Партии справедливости и развития, а исламисты долгое время оставались фактически исключенными из политической жизни Турецкой Республики. Светская идеология кемализма постоянно выталкивала умеренных исламистов на обочину и пыталась нивелировать их политическое влияние, поэтому Эрдоган — далеко не сторонник светскости.

Пока он был премьер-министром, понемногу проталкивал законы, направленные на расширение роли религии в общественной жизни. Самая знаменитая его инициатива — отмена запрета женщинам носить платки в университетах и государственных учреждениях. Раньше женщины из религиозных семей, которые не появлялись на улицах без платков, или не могли поступать в университеты, или надевали парики.

Эрдоган длительное время сотрудничал с движением умеренного исламиста Фетхуллаха Гюлена, с которым в 2013 году они рассорились. Поэтому Президент Турции во многом нацелен на то, чтобы порвать с кемализмом. Эрдоган не декларирует этого стремления публично, поскольку авторитет Ататюрка в турецком обществе остается очень большим. Но тихой сапой, вводя определенные принципы и реформы, он поднимает ключевые элементы его наследия.

— Как повлияют результаты голосования на отношения официальной Анкары с мировыми столицами? Не произойдет ли ухудшения отношений с Западом, прежде всего с Европой?

— Риторика Эрдогана в отношении Европы стала чрезвычайно конфронтационной. Противопоставление Турции Европе, подчеркивание того, что «Европа нас не хочет», во многом сыграло свою роль на референдуме. Заявления о желании восстановить смертную казнь, которые кардинально противоречат евроинтеграционным обязательствам Турции, Эрдоган сделал уже после конституционного волеизъявления. Так он показывает, что не планирует сходить с выбранного курса.

Воинственная риторика использовалась не только для того, чтобы мобилизовать избирателей для референдума, после которого, скажем, можно было бы выбрать более примирительный тон. Нет, Эрдоган выбирает путь конфронтации, который для отношений Турции и ЕС может стать довольно плачевным. Президент не подбирает слова, прямо говоря европейцам в ответ на критику ОБСЕ относительно несоблюдения стандартов при проведении референдума: «Знайте свое место». А это уже выходит за пределы дипломатичности.

«Разделение в турецком обществе довольно серьезное»

— Как Вы можете объяснить тот факт, что турецкая диаспора в Европе подавляющим большинством голосов поддержала предложения по усилению президентской власти, а крупные города в самой Турции (Анкара, Стамбул, Измир) проголосовали «против»?

— На голосование диаспоры большое влияние оказала ссора Эрдогана с Нидерландами и Германией, да и в самом Европейском Союзе с усилением популизма отношение к мигрантам и людям с Востока в последнее время ухудшается. Основная электоральная база Эрдогана — это провинциальное населения центральной Турции, а крупные города, прибрежная зона и курдские районы выступили против его конституционных предложений.

Кемализм считается идеологией образованных горожан и сторонников светского строя. Они преимущественно живут в больших городах. А провинция, которая значительно более религиозна, более склонна голосовать за умеренных исламистов.

— Является ли это свидетельством ментального, цивилизационного разделения общества, которое колеблется между консерватизмом, патриархальностью и тоской по прошлому величию Османской империи и современным представлениям о демократии и светским государством с прозападным курсом?

— Разделение в турецком обществе довольно серьезное. Есть общественное напряжение между людьми, которые хотели бы сохранить светский характер государства и теми, кто хотел бы иметь более религиозный уклад, нечто такое, что предлагает Эрдоган. Мне кажется, что протесты, которые сейчас происходят в Турции, вряд ли могут перерасти в нечто большее. Буквально на следующий день после референдума власть продлила режим чрезвычайного положения, введенного после попытки переворота, еще на три месяца. Очень сложно протестовать в таких условиях.

— Какова роль сейчас и в дальнейшем будет принадлежать армии, которая традиционно была гарантом сохранения светского строя?

— Опять же, Эрдоган противодействует принципам кемализма, основным хранителем которого является армия. С тех пор, как он пришел к власти, постоянно стремился лишить армию политического влияния, обезглавить ее. Состоялось несколько судебных процессов против генералов.

Переворот 2016 года был неудачным в том числе и потому, что армия была уже настолько ослаблена, что ничего не могла поделать. Это был ее последний крик. Это была совсем не та армия, которая совершала перевороты в течение ХХ века. На референдуме ее лишили даже остатков былого влияния, потому что конституционные изменения предусматривают ликвидацию двух военных судов.

Эрдоган очень хорошо подавал эту тему, ведь контроль военных за политической системой не имел ничего демократического в своей основе. Они довольно грубо вмешивались в политическую жизнь Турции. Лишение армии полномочий и общественный контроль за ней Эрдоган подавал как реформы на пути к демократизации и европеизации. Ослабив роль военных, Президент усилил влияние ислама в политике.

— Как постреферендумная ситуация в Турции может повлиять в целом на весь черноморский регион и, в частности, на Украину, которая оказывается в кругу соседей с автократической моделью правления и заметной имперской ностальгией?

— Отношения Украины и Турции имеют очень прагматичный характер. Они нацелены на расширение торговли, в частности подписание соглашения о зоне свободной торговли. Референдум не будет иметь прямого и немедленного последствия для Украины, но в долгосрочной перспективе желание Турции утвердиться в роли регионального лидера надо учитывать.